По данным МВД, лишь за первое полугодие 2020-го полиция приняла более 2000 заявлений о пропаже детей. Часть из них относится к семейному киднеппингу, когда детей похищают родственники или один из супругов. Записали историю женщины, чью дочь похитил бывший муж, а также узнали у экспертов, как такие случаи влияют на детей и что делать родителю.

Директор «Благотворительного фонда профилактики социального сиротства» Александры Маровой помогает родителям вернуть детей во время конфликтных разводов

Что такое киднеппинг?

Наша героиня Виталина, дочь которой похитил бывший супруг, столкнувшись с киднеппингом, в первую очередь начала искать информацию в интернете. Девушка знала этот термин и благодаря этому смогла получить нужную ей информацию. По словам Виталины, далеко не все люди знают о самом понятии «киднеппинг» и поэтому не могут получить помощь в нужный момент. «Сам термин «киднеппинг» неизвестен тем, кто никогда с ним не сталкивался. Поисковики просто не выдают некоторые специализированные сайты, потому что люди пишут в поиске буквально «муж украл ребенка, что делать», — рассказывает женщина.

Понятие «киднеппинг» действительно ново для России. В то время как в западных странах исследования этой проблемы проводятся не первый год, в России тема изучена не так подробно, а число сайтов, которые помогают людям, столкнувшимся с киднеппингом, невелико.

Под самим термином «киднеппинг» традиционно понимают похищение людей. Часто жертвами становятся несовершеннолетние. По статистике в США, большинство похищений детей и подростков совершают родственники и знакомые, а на незнакомцев приходится только 25% всех случаев. Когда в роли похитителя выступает близкий человек, киднеппинг получает приставку «семейный».

Точной статистики, сколько детей становятся жертвами именно семейного киднеппинга, в России нет. Отличаются данные и о количестве пропавших детей: разные структуры по-разному считают число исчезнувших граждан. Так, по данным МВД, в 2018 году пропало почти 6500 детей, а по оценкам Следственного комитета — 13 600. Причина такой разницы, по мнению экспертов портала «Где мои дети», в том, что одни ведомства считают количество поступивших в полицию обращений, а другие — сумму возбужденных дел за определенный период.

«Он же отец, что вы от нас хотите?»

Виталина

После трех лет совместной жизни я разошлась со своим гражданским мужем. Все время пока мы были вместе, бывший супруг регулярно злоупотреблял наркотиками, часто меня унижал и полностью контролировал мои финансы. Когда дело дошло до физического насилия, я уехала вместе с ребенком в другой город. Дочке тогда было два с половиной года.

Во время ссор муж угрожал, что если я уйду, то он отнимет у меня дочь. Но по факту, когда мы разошлись, ребенок оказался ему не нужен, он не стремился его отобрать. Лишь забирал ее в гости к бабушке и потом всегда возвращал обратно. Помимо этого, муж платил алименты по соглашению, помогал с садиком, общался с дочкой по видеосвязи. Видя это, я была спокойна и даже поощряла их общение. Дочке его очень не хватало: она обожала папу и скучала по нему. Она была уверена: «Мама не любит папу, и из‑за этого я его так редко вижу, а вот если бы мама снова его полюбила, он бы жил с нами».

В начале января этого года, когда дочке было шесть лет, он приехал к нам в Самару якобы погулять с ребенком. А в итоге увез ее в Москву. Под разными предлогами он тянул время и не говорил, когда вернется. Спустя неделю он заявил, что ребенок будет жить с ним. После этого он перестал выходить на связь: ребенка я не видела, свои адреса он скрывал.

К такому я не была готова. Мне в голову не могло прийти, что бывший муж со свекровью решат отобрать у меня дочь. Мне и сейчас кажется это жестоким и нездоровым. Тогда я еще не знала, что закон никак не защищает ни меня, ни ребенка, и была уверена, что в моем положении помогут лишь правоохранительные органы.

Я обратилась в полицию Самары и вместе с адвокатом отправила заявление в органы опеки. Затем полетела в Москву, там тоже написала заявление. Это не дало ничего.

Ни полицию, ни опеку не интересует, жил ли отец когда‑нибудь с ребенком, видели ли они друг друга хотя бы раз в жизни. Им хватает и того, что отец указан в свидетельстве о рождении.

Права матерей в спорных ситуациях никто не защищает, а слушания по подобным делам идут по три-четыре месяца минимум. Некоторые длятся и годами. Мое пока что ведется месяц.

После случившегося две недели я искала информацию в интернете. Обращалась в кризисные центры, где мне предлагали услуги юристов и психологов. Но оказалось, что и ими воспользоваться не так просто. Например, чтобы получить помощь психолога в столичном центре, нужно иметь прописку в Москве. Самарский кризисный центр удалось найти не сразу, на его поиск тоже ушло несколько дней. В итоге единственным источником информации оказалась группа про киднеппинг, где была ссылка на сайт с памяткой о том, что делать в такой ситуации.

Первые две недели после похищения дочери я чувствовала себя ужасно. Все время плакала, это такое горе, не передать словами. Но мне как‑то удавалось взять себя в руки и действовать: собирать документы, ездить из полиции в загс, из загса бежать в поликлинику, оттуда — снова в полицию. Я плакала в участке, в метро, самолете и такси, а первые три дня после того, как муж написал, что не отдаст дочь, я почти не ела и не спала. Лишь в дороге отключалась минут на пять, вытирала слюни-сопли и бежала снова что‑то делать — писать заявление, требовать от кого‑то чего‑то.