Малыша Родиона превратили в живой трофей
«Меня схватили, волоком протащили
по асфальту и силой вырвали ребенка!»
Уже пять лет Наталья Голубкова живет в абсолютном кошмаре. За последние 14 месяцев она видела своего маленького сына Родиона лишь однажды и всего три раза поговорила с ним по телефону. Ее бывший муж Роберт Голубков препятствует матери общаться с ребенком.
Семейный детектив, похожий на остросюжетный сериал с похищениями, нападениями и преследованиями, не раз привлекал внимание СМИ. Только «МК» дважды обращался к перипетиям драмы («Семейный ад», «Семейный ад-2»). Дело дошло до уголовщины — дерзкого похищения ребенка. Но почему-то для матери ровным счетом ничего не меняется: она в одиночку бьется за законное право быть рядом с сыном...
по асфальту и силой вырвали ребенка!»
Уже пять лет Наталья Голубкова живет в абсолютном кошмаре. За последние 14 месяцев она видела своего маленького сына Родиона лишь однажды и всего три раза поговорила с ним по телефону. Ее бывший муж Роберт Голубков препятствует матери общаться с ребенком.
Семейный детектив, похожий на остросюжетный сериал с похищениями, нападениями и преследованиями, не раз привлекал внимание СМИ. Только «МК» дважды обращался к перипетиям драмы («Семейный ад», «Семейный ад-2»). Дело дошло до уголовщины — дерзкого похищения ребенка. Но почему-то для матери ровным счетом ничего не меняется: она в одиночку бьется за законное право быть рядом с сыном...
Дорогу из Москвы в дачный поселок «Военнослужащий» Наталья может найти с закрытыми глазами. Здесь, в трехэтажном доме за высоким забором, — ее сын Родион. Она звонит в домофон, но дверь не открывают. Все это происходит не в какой-нибудь экзотической стране, где правит бал патриархат, а в России, в нескольких километрах от столицы. Поразительно, что инстанции, которые должны защищать права ребенка, заняли в этой истории позицию невмешательства.
Отец Родиона долго ссылался на карантин по ковиду, но и до эпидемии Наталью в дом к сыну не пускали под издевательскими предлогами: «Понимаешь, у меня всего два человека охраны. Мне надо человек пять охраны, когда ты приезжаешь. Вот когда я смогу обеспечивать пять человек охраны, тогда ты сможешь приехать. Пока приезжать нельзя!» — так объяснял бывший муж по телефону.
Слышишь такое — и представляешь себе чемпионку по бодибилдингу или метанию копья как минимум, но Наталья Голубкова — хрупкая, маленькая, изящная женщина, которая сама нуждается в защите. Единственное, что ей позволено, — иногда перебросить через забор игрушки для сына.
Отец Родиона долго ссылался на карантин по ковиду, но и до эпидемии Наталью в дом к сыну не пускали под издевательскими предлогами: «Понимаешь, у меня всего два человека охраны. Мне надо человек пять охраны, когда ты приезжаешь. Вот когда я смогу обеспечивать пять человек охраны, тогда ты сможешь приехать. Пока приезжать нельзя!» — так объяснял бывший муж по телефону.
Слышишь такое — и представляешь себе чемпионку по бодибилдингу или метанию копья как минимум, но Наталья Голубкова — хрупкая, маленькая, изящная женщина, которая сама нуждается в защите. Единственное, что ей позволено, — иногда перебросить через забор игрушки для сына.
“
Родиошка, я же целый год тебя ищу. Весна, лето, осень, зима, весна сейчас, скоро опять лето. Я по тебе очень-очень скучаю. Хочу каждый вечер тебе сказки перед сном читать, и в машинки с тобой играть хочу. И тортик вместе с тобой испечь хочу. Помнишь, как мы шоколадный тортик пекли? А помнишь, мы с тобой фильм смотрели про робота Валли, который Землю, планету, хотел спасти?» А помнишь, как мы с тобой засыпали и со звездочкой разговаривали?..
Равнодушно читать расшифровки записей телефонного общения матери с ребенком нельзя. Наталья лишена элементарной возможности сказать малышу «доброе утро», уложить его спать после вечерней сказки… Ни обнять, ни поцеловать, ни прижать к себе — только изо дня в день набирать телефонный номер в надежде услышать голос Родиона.
Однажды вдруг он скажет, что дверь ей не открыли потому, что она приезжала с бандитами. Или при ребенке бывший муж повторит, что Наталья якобы пичкала сына психотропными таблетками, когда они были в Израиле. Конечно, малыш не понимает суть, но слова все равно отпечатываются в памяти: мама делала что-то плохое…
Ну а «бандиты» — это подруги Натальи, которые сопровождают ее в этих поездках в поселок. Они — свидетели бездействия чиновников от детства и издевательского поведения отца Родиона, который не позволяет матери видеть сына. Все ее попытки цивилизованно выйти из многолетнего тупика терпят провал за провалом.
В полной семье, когда у него были папа и мама, Родион провел всего первые полгода своей жизни. Потом он превратился в живой трофей, который доставался то одному родителю, то другому. И если Наталья, которая сбежала от мужа с грудным ребенком на руках, не препятствовала отцу встречаться с сыном, то Роберт, судя по всему, хочет, чтобы малыш забыл свою маму.
Опасаясь, что встреч больше может и не быть, она решилась на отчаянный поступок: увезла своего мальчика в Израиль, где живут ее ближайшие родственники. Но израильский суд, куда с иском обратился Роберт, принял решение, руководствуясь Гаагской конвенцией, что судьба Родиона должна решаться в России. В аэропорту «Шереметьево» произошел инцидент с потасовкой, попавший в новостной сюжет федерального канала. У Натальи пытались отнять сына.
В Москве они поселились на съемной квартире. Жили как в осажденной крепости. Опасаясь, что бывший муж отнимет у нее Родиона, она превратилась в человека-невидимку: удалилась из соцсетей, поменяла номер мобильного телефона, наняла телохранителей. Но однажды случилось то, чего она опасалась больше всего на свете:
Однажды вдруг он скажет, что дверь ей не открыли потому, что она приезжала с бандитами. Или при ребенке бывший муж повторит, что Наталья якобы пичкала сына психотропными таблетками, когда они были в Израиле. Конечно, малыш не понимает суть, но слова все равно отпечатываются в памяти: мама делала что-то плохое…
Ну а «бандиты» — это подруги Натальи, которые сопровождают ее в этих поездках в поселок. Они — свидетели бездействия чиновников от детства и издевательского поведения отца Родиона, который не позволяет матери видеть сына. Все ее попытки цивилизованно выйти из многолетнего тупика терпят провал за провалом.
В полной семье, когда у него были папа и мама, Родион провел всего первые полгода своей жизни. Потом он превратился в живой трофей, который доставался то одному родителю, то другому. И если Наталья, которая сбежала от мужа с грудным ребенком на руках, не препятствовала отцу встречаться с сыном, то Роберт, судя по всему, хочет, чтобы малыш забыл свою маму.
Опасаясь, что встреч больше может и не быть, она решилась на отчаянный поступок: увезла своего мальчика в Израиль, где живут ее ближайшие родственники. Но израильский суд, куда с иском обратился Роберт, принял решение, руководствуясь Гаагской конвенцией, что судьба Родиона должна решаться в России. В аэропорту «Шереметьево» произошел инцидент с потасовкой, попавший в новостной сюжет федерального канала. У Натальи пытались отнять сына.
В Москве они поселились на съемной квартире. Жили как в осажденной крепости. Опасаясь, что бывший муж отнимет у нее Родиона, она превратилась в человека-невидимку: удалилась из соцсетей, поменяла номер мобильного телефона, наняла телохранителей. Но однажды случилось то, чего она опасалась больше всего на свете:
“
Это произошло 23 марта 2019 года, примерно в 16.30, когда мы с Родионом выходили из подъезда дома на Кожуховской улице в сопровождении телохранителя. Нас уже ждали человек 6–7. Потом я опознала двоих. У них открытые аккаунты в соцсетях, они чемпионы ММА, сейчас находятся в розыске: их ищут для допроса. Меня схватили, волоком протащили по асфальту и силой вырвали ребенка. Родиона забросили, как куклу, в машину и уехали. Я кричала на весь двор: «Помогите! Вызовите полицию!» Пока ехал наряд, машины с похитителями и след простыл. Уличные видеокамеры зафиксировали номер этого автомобиля, который дежурил у дома с 10 часов утра…
Наталья находилась в шоковом состоянии и не сразу заметила, что ее ноги разодраны в кровь, а каждое движение отзывалось сильнейшей болью в руке. Плечевой сустав был вывихнут, разорваны связки. Она неделю провела на лечении в реабилитационном центре.
Наталья у закрытой калитки дома, где сейчас живет Родион.
Спрашиваю ее: как пережил похищение Родион?
— Ощущение, словно вдруг мы оказались на войне. Все продолжалось доли секунды. Родион так сильно испугался, что только всхлипывал, кричать он не мог.
Наталья подала заявление на розыск сына, которого похитили неизвестные. В полиции ее сразу спросили, кого она подозревает в совершении преступления. Она считает, что похитители, вероятно, действовали по заказу отца ребенка, поскольку они с бывшим мужем давно находятся в состоянии конфликта.
— Через два часа Роберт вышел на связь, — рассказывает Наталья. — Мне показали видео: ребенок сидит заторможенный на ковре и на все мои вопросы монотонным голосом повторяет: «Пока все хорошо».
Лишь в январе нынешнего года Следственный комитет ЮВАО возбудил уголовное дело по 126-й статье УК РФ «Похищение человека». В постановлении о возбуждении уголовного дела указано, что «неустановленные лица, действуя группой лиц по предварительному сговору, напали на Голубкову Н.А. и ее сына Голубкова Родиона, а затем, действуя во исполнение единого умысла, применяя насилие и удерживая Голубкову Н.А., против воли малолетнего применяя насилие и не давая ему возможности вырваться, умышленно поместили Голубкова Р.Р. в неустановленный автомобиль, незаконно лишая тем самым последнего свободы передвижения и возможности самостоятельно определять место своего дальнейшего пребывания, после чего совместно с похищенным лицом с места преступления скрылись в неизвестном направлении».
Наталья подала заявление о привлечении к уголовной ответственности своего бывшего мужа. Несмотря на то что ребенок после похищения оказался у него, его вызывают на допрос в качестве… свидетеля.
— Полгода я пыталась договориться с ним о мировом соглашении. Потом поняла, что это бессмысленно, — с горечью констатирует мама Родиона. — Роберт на контакт не идет. Зато бесконечно выкладывает в Инстаграм фото, на которых они с Родионом то в горах, то на море. И в Таиланд он его возил, и на Эльбрус. Но меня даже в известность не ставил. Приезжая в дачный поселок, чтобы хоть краем глаза увидеть сына, я смотрела в темные окна дома…
Так прошли 7 месяцев. После того как на очередном судебном заседании, 31 октября прошлого года, судья возмущенно спросила Роберта Голубкова: «Как это вы не даете матери видеть ребенка?» — он невозмутимо ответил, что не препятствует общению, и тогда у Натальи вырвалось: «Можно прямо сейчас?» Бывшему мужу пришлось дать согласие.
— В тот же день мы поехали к сыну с моими представителями, которых он на порог не пустил, женщины остались мерзнуть на улице, — рассказывает Наталья.
Дальше события развивались по сюжету триллера. Когда бывшая жена зашла, Роберт заставил ее раздеться до нижнего белья. Со словами: «А вдруг опять телефон прячешь?!» — велел отдать адвокату вещи, сумку и телефон.
— Взамен выдал мне черный спортивный костюм, — вспоминает Наташа. — В «предбаннике» я увидела больший монитор, куда выведены изображения с камер слежения, установленных по всему периметру. Не дом, а крепость.
Но все это перестало для нее что-либо значить, когда навстречу вышел ее маленький сын, которого она не видела семь месяцев. Он взял ее за руку, повел наверх, в свою комнату: «Мама, я тебе все покажу!» Ей так хотелось прижать к себе малыша, взять его на руки, но она зажала все эмоции в кулак, чтобы не испугать ребенка взрывом чувств. Только осторожно спросила: «Можно я тебя обниму?» Родион посмотрел на папу, будто спрашивал разрешения. «Можно я тебя поцелую?» — опять быстрый взгляд в сторону отца.
— Ощущение, словно вдруг мы оказались на войне. Все продолжалось доли секунды. Родион так сильно испугался, что только всхлипывал, кричать он не мог.
Наталья подала заявление на розыск сына, которого похитили неизвестные. В полиции ее сразу спросили, кого она подозревает в совершении преступления. Она считает, что похитители, вероятно, действовали по заказу отца ребенка, поскольку они с бывшим мужем давно находятся в состоянии конфликта.
— Через два часа Роберт вышел на связь, — рассказывает Наталья. — Мне показали видео: ребенок сидит заторможенный на ковре и на все мои вопросы монотонным голосом повторяет: «Пока все хорошо».
Лишь в январе нынешнего года Следственный комитет ЮВАО возбудил уголовное дело по 126-й статье УК РФ «Похищение человека». В постановлении о возбуждении уголовного дела указано, что «неустановленные лица, действуя группой лиц по предварительному сговору, напали на Голубкову Н.А. и ее сына Голубкова Родиона, а затем, действуя во исполнение единого умысла, применяя насилие и удерживая Голубкову Н.А., против воли малолетнего применяя насилие и не давая ему возможности вырваться, умышленно поместили Голубкова Р.Р. в неустановленный автомобиль, незаконно лишая тем самым последнего свободы передвижения и возможности самостоятельно определять место своего дальнейшего пребывания, после чего совместно с похищенным лицом с места преступления скрылись в неизвестном направлении».
Наталья подала заявление о привлечении к уголовной ответственности своего бывшего мужа. Несмотря на то что ребенок после похищения оказался у него, его вызывают на допрос в качестве… свидетеля.
— Полгода я пыталась договориться с ним о мировом соглашении. Потом поняла, что это бессмысленно, — с горечью констатирует мама Родиона. — Роберт на контакт не идет. Зато бесконечно выкладывает в Инстаграм фото, на которых они с Родионом то в горах, то на море. И в Таиланд он его возил, и на Эльбрус. Но меня даже в известность не ставил. Приезжая в дачный поселок, чтобы хоть краем глаза увидеть сына, я смотрела в темные окна дома…
Так прошли 7 месяцев. После того как на очередном судебном заседании, 31 октября прошлого года, судья возмущенно спросила Роберта Голубкова: «Как это вы не даете матери видеть ребенка?» — он невозмутимо ответил, что не препятствует общению, и тогда у Натальи вырвалось: «Можно прямо сейчас?» Бывшему мужу пришлось дать согласие.
— В тот же день мы поехали к сыну с моими представителями, которых он на порог не пустил, женщины остались мерзнуть на улице, — рассказывает Наталья.
Дальше события развивались по сюжету триллера. Когда бывшая жена зашла, Роберт заставил ее раздеться до нижнего белья. Со словами: «А вдруг опять телефон прячешь?!» — велел отдать адвокату вещи, сумку и телефон.
— Взамен выдал мне черный спортивный костюм, — вспоминает Наташа. — В «предбаннике» я увидела больший монитор, куда выведены изображения с камер слежения, установленных по всему периметру. Не дом, а крепость.
Но все это перестало для нее что-либо значить, когда навстречу вышел ее маленький сын, которого она не видела семь месяцев. Он взял ее за руку, повел наверх, в свою комнату: «Мама, я тебе все покажу!» Ей так хотелось прижать к себе малыша, взять его на руки, но она зажала все эмоции в кулак, чтобы не испугать ребенка взрывом чувств. Только осторожно спросила: «Можно я тебя обниму?» Родион посмотрел на папу, будто спрашивал разрешения. «Можно я тебя поцелую?» — опять быстрый взгляд в сторону отца.
“
Но в игре Родион быстро оттаял. Как одна минута пролетело время. Мы строили домики, в машинки играли. Родиоша взял плед, натянул между диваном и столом, сделал палатку и позвал меня: «Мам, а давай спрячемся?..» Мы сидели с ним в этой маленькой палаточке. Роберт терпел со скучающим видом: он ни на минуту не оставил меня с сыном наедине. «Мама, останься, сейчас друг ко мне приедет!» — просил Родион. Я так надеялась, что Роберт позволит мне задержаться, уложить сына спать, но он сказал, что мне пора ехать… — в ее голосе переливаются слезы, и я понимаю, каких внутренних усилий стоило держать себя в руках, не сорваться.
Встреч больше не было, хотя бывший муж обещал ей, что не станет препятствовать общению. Наталья получала отказ за отказом: то у него планы другие, то времени нет, то Родион обедает, то не хочет с ней разговаривать… Перед Новым годом Наталья написала Роберту километры СМС-сообщений — безрезультатно. Умоляла разрешить ей поздравить сына, подарок передать — бесполезно. Она приезжала, но дверь ей никогда не открывали.
— Роберт сообщил опеке, что разрешит мне видеться с ребенком не больше 6 часов в неделю в присутствии приставов. Но всем понятно, что выполнить это невозможно: приставы не будут приходить в субботу на 3 часа. Мы общались с сыном только по телефону и по видеосвязи, — делится Наталья. — Три раза — в общей сложности два часа. Потом Роберт сказал, что я могу только звонить: мол, от видео у Родиона глаза болят. Мы вспоминали, как вместе играли, как однажды на ВДНХ ворона украла у нас пластиковый стаканчик с медом. Он ничего не забыл…
Бесконечные судебные иски, заявления в полицию, комиссию по делам несовершеннолетних, службу судебных приставов, обращения к депутатам Госдумы, омбудсменам — в судьбе маленького Родиона ничего не меняется. Все попытки матери найти управу на отца ребенка разбиваются о стену чиновничьего бездействия.
Передо мной — ответ за подписью заместителя председателя Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав на обращение Натальи Голубковой: «…Учитывая затяжной внутрисемейный конфликт (…) не представляется возможным подтвердить или опровергнуть факты воспрепятствования Вашему общению с сыном со стороны Голубкова Р.Ю.».
Читаю и не верю своим глазам. Есть заявления, их уже больше десяти, есть свидетели, есть записи разговоров, а состава правонарушения — нет!
На основании исполнительного листа, выданного городским судом по решению об определении места жительства ребенка с отцом и взыскании алиментов, Наталья выплачивает бывшему мужу по 100 тысяч рублей в месяц на содержание сына, но видеть его не может.
— У меня накопилась целая пачка отказов-отписок из КДН, — говорит она. — Когда начался карантин по коронавирусу, Роберт нашел отличный предлог исключить мои встречи с ребенком.
— Наташа, а вы пытались когда-нибудь, кроме подруг, привлечь правоохранительные органы, чтобы вместе с ними добиться на месте реализации своих прав, войти в дом, увидеться с ребенком?
— Неоднократно. Лишь один раз была реакция на мои звонки и запросы. 6 мая я в очередной раз приезжаю в поселок и вижу дикую картину: Роберт с Родионом, сидящим впереди, оба без шлемов, на приличной скорости на мотоцикле зигзагами петляет по поселку… Я очень испугалась, набрала «112» и стала просто кричать. На вызов прибыла инспектор подразделения по делам несовершеннолетних. Вскоре подъехал и Роберт.
Мы вместе с Наташей смотрим запись с видеорегистратора. Майор предельно вежливо информирует Голубкова, что воспрепятствование общению матери с ребенком содержит признаки правонарушения. «Моя задача заключается в том, чтобы она общалась с ребенком в присутствии судебных приставов, так как она опасна», — парирует Роберт.
— Он отказался дать разъяснения в письменной форме, явиться в полицию или подписать на месте в присутствии двух понятых составленный протокол, — говорит Наталья. — Инспектор составила протокол об административном правонарушении. В ответ Голубков написал на инспектора 6 заявлений — мне кажется, она сто раз пожалела, что вообще приехала. Протокол в результате был практически аннулирован. В итоге я получила резюме, повергшее меня в шок: «Органом, уполномоченным производить процессуальную проверку, не установлено, противоречит ли интересам ребенка общение с родителем, проживающим отдельно»… Почему, по какой причине получается так, что все официальные инстанции оказываются на стороне мужа, — такое впечатление, что они боятся либо зависят от него. А как же ребенок, мой сын?!!
По закону у родителей равные права, но на деле он работает только в пользу того, у кого фактически находится ребенок. Органы опеки и попечительства и комиссия по делам несовершеннолетних не усматривают нарушений в том, что мать не видит сына. Им не хочется распутывать семейные тяжбы. Сотрудники полиции тоже не испытывают желания вмешиваться в отношения двоих.
На самом деле это отношения троих — родителей и их ребенка. Родион любит и папу, и маму. Он мечтает о том, что они все вместе поедут на море.
В его возрасте невозможно понять, что семьи давно уже нет. Есть отдельно папа. И мама. Тоже отдельно.
Когда съемочная группа федерального канала, готовящая сюжет об этой истории, приехала в поселок «Военнослужащий», дверь им не открыли. В домофоне раздался голос Родиона: «Это моя мама?» Даже у привыкших ко всему журналистов перехватило сердце.
Он бросается на каждый звонок. Он ждет маму.
К сожалению, получить комментарий Роберта Голубкова не удалось. Услышав, что ему звонят из «МК», он тут же бросил трубку.
— Роберт сообщил опеке, что разрешит мне видеться с ребенком не больше 6 часов в неделю в присутствии приставов. Но всем понятно, что выполнить это невозможно: приставы не будут приходить в субботу на 3 часа. Мы общались с сыном только по телефону и по видеосвязи, — делится Наталья. — Три раза — в общей сложности два часа. Потом Роберт сказал, что я могу только звонить: мол, от видео у Родиона глаза болят. Мы вспоминали, как вместе играли, как однажды на ВДНХ ворона украла у нас пластиковый стаканчик с медом. Он ничего не забыл…
Бесконечные судебные иски, заявления в полицию, комиссию по делам несовершеннолетних, службу судебных приставов, обращения к депутатам Госдумы, омбудсменам — в судьбе маленького Родиона ничего не меняется. Все попытки матери найти управу на отца ребенка разбиваются о стену чиновничьего бездействия.
Передо мной — ответ за подписью заместителя председателя Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав на обращение Натальи Голубковой: «…Учитывая затяжной внутрисемейный конфликт (…) не представляется возможным подтвердить или опровергнуть факты воспрепятствования Вашему общению с сыном со стороны Голубкова Р.Ю.».
Читаю и не верю своим глазам. Есть заявления, их уже больше десяти, есть свидетели, есть записи разговоров, а состава правонарушения — нет!
На основании исполнительного листа, выданного городским судом по решению об определении места жительства ребенка с отцом и взыскании алиментов, Наталья выплачивает бывшему мужу по 100 тысяч рублей в месяц на содержание сына, но видеть его не может.
— У меня накопилась целая пачка отказов-отписок из КДН, — говорит она. — Когда начался карантин по коронавирусу, Роберт нашел отличный предлог исключить мои встречи с ребенком.
— Наташа, а вы пытались когда-нибудь, кроме подруг, привлечь правоохранительные органы, чтобы вместе с ними добиться на месте реализации своих прав, войти в дом, увидеться с ребенком?
— Неоднократно. Лишь один раз была реакция на мои звонки и запросы. 6 мая я в очередной раз приезжаю в поселок и вижу дикую картину: Роберт с Родионом, сидящим впереди, оба без шлемов, на приличной скорости на мотоцикле зигзагами петляет по поселку… Я очень испугалась, набрала «112» и стала просто кричать. На вызов прибыла инспектор подразделения по делам несовершеннолетних. Вскоре подъехал и Роберт.
Мы вместе с Наташей смотрим запись с видеорегистратора. Майор предельно вежливо информирует Голубкова, что воспрепятствование общению матери с ребенком содержит признаки правонарушения. «Моя задача заключается в том, чтобы она общалась с ребенком в присутствии судебных приставов, так как она опасна», — парирует Роберт.
— Он отказался дать разъяснения в письменной форме, явиться в полицию или подписать на месте в присутствии двух понятых составленный протокол, — говорит Наталья. — Инспектор составила протокол об административном правонарушении. В ответ Голубков написал на инспектора 6 заявлений — мне кажется, она сто раз пожалела, что вообще приехала. Протокол в результате был практически аннулирован. В итоге я получила резюме, повергшее меня в шок: «Органом, уполномоченным производить процессуальную проверку, не установлено, противоречит ли интересам ребенка общение с родителем, проживающим отдельно»… Почему, по какой причине получается так, что все официальные инстанции оказываются на стороне мужа, — такое впечатление, что они боятся либо зависят от него. А как же ребенок, мой сын?!!
По закону у родителей равные права, но на деле он работает только в пользу того, у кого фактически находится ребенок. Органы опеки и попечительства и комиссия по делам несовершеннолетних не усматривают нарушений в том, что мать не видит сына. Им не хочется распутывать семейные тяжбы. Сотрудники полиции тоже не испытывают желания вмешиваться в отношения двоих.
На самом деле это отношения троих — родителей и их ребенка. Родион любит и папу, и маму. Он мечтает о том, что они все вместе поедут на море.
В его возрасте невозможно понять, что семьи давно уже нет. Есть отдельно папа. И мама. Тоже отдельно.
Когда съемочная группа федерального канала, готовящая сюжет об этой истории, приехала в поселок «Военнослужащий», дверь им не открыли. В домофоне раздался голос Родиона: «Это моя мама?» Даже у привыкших ко всему журналистов перехватило сердце.
Он бросается на каждый звонок. Он ждет маму.
К сожалению, получить комментарий Роберта Голубкова не удалось. Услышав, что ему звонят из «МК», он тут же бросил трубку.
КОММЕНТАРИЙ ОБЩЕСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ ЕЛЕНЫ АЛЬШАНСКОЙ:
— К сожалению, сегодня органы опеки, которые обязаны защищать права детей, не всегда на самом деле защищают интересы ребенка, а становятся на сторону одного из родителей, более сильного и обеспеченного, или действуют исходя из максимы «как бы чего не произошло». Для того чтобы эта ситуация поменялась, важно менять законодательство и систему подготовки сотрудников органов опеки. И такие судьбоносные решения в жизни других людей: будет ли ребенок расти в семье своих родителей, будет ли мама видеть своего сына — решают люди, которых никто специально и серьезно не учит. Нет такой базовой профподготовки для тех, кто идет в опеку. Вопросы к текущему законодательству, которое закладывает систему, где не раскрыты понятия интересов ребенка, нет вообще процедур оценки риска, который наносится ребенку от разрыва с близким взрослым. Ребенок в законе, по сути, перемещаемая вещь, а органы опеки себя так часто и воспринимают — как регуляторов перемещения. По совершенно субъективным принципам.
Ситуация, когда ребенок оторван от родителя, не может с ним общаться, если родитель не наносил ему никакого серьезного вреда, не должна в принципе существовать. Взрослые обязаны решать вопросы между собой, не втягивая в них ребенка.
КОММЕНТАРИЙ АДВОКАТА МАРИНЫ КАЩЕНКО:
— По-женски ужасно жаль ребенка и маму, но проблема в том, что папа и мама маленького Родиона не хотят делить сына со вторым родителем. К сожалению, каждый из них скомпрометировал себя в этой истории экстремальностью решений. Отец забирал ребенка у мамы, но и она вывозила сына из страны с конкретной целью не допустить передачи мальчика отцу. Оба родителя не в состоянии договариваться, они утратили доверие друг к другу, поэтому мировое соглашение — не их путь. Поскольку родители имеют равные права, до определения порядка общения с ребенком мама Родиона имеет право хоть каждый день приезжать к сыну, но нет механизма заставить отца предоставить ребенка для общения.
В нашей стране во главе угла при разрешении подобного рода конфликтов ставятся не права и интересы родителей, а право ребенка на спокойное и благополучное детство. Перспектива этого дела — в судебном определении порядка общения с ребенком для родителя, проживающего отдельно. Тогда к исполнению решения суда можно будет подключить органы опеки и попечительства, а также Федеральную службу судебных приставов, которые могут применять меры принуждения. Если отец не предоставляет ребенка для общения матери или наоборот, как это чаще встречается, могут быть применены санкции, которые вступают в силу при неисполнении решения любого суда: штрафы, ограничения в правах и т.д.
Через 4 года Родиону исполнится 10 лет, и тогда судья спросит, с кем из родителей он предпочитает остаться. Но он выскажется в пользу мамы, если за это время его сознание не будет перевернуто отцом. Практика показывает, что когда у матерей хватает силы воли отпустить ситуацию, перейти в режим свободного общения, они в итоге оказываются в выигрыше.
— К сожалению, сегодня органы опеки, которые обязаны защищать права детей, не всегда на самом деле защищают интересы ребенка, а становятся на сторону одного из родителей, более сильного и обеспеченного, или действуют исходя из максимы «как бы чего не произошло». Для того чтобы эта ситуация поменялась, важно менять законодательство и систему подготовки сотрудников органов опеки. И такие судьбоносные решения в жизни других людей: будет ли ребенок расти в семье своих родителей, будет ли мама видеть своего сына — решают люди, которых никто специально и серьезно не учит. Нет такой базовой профподготовки для тех, кто идет в опеку. Вопросы к текущему законодательству, которое закладывает систему, где не раскрыты понятия интересов ребенка, нет вообще процедур оценки риска, который наносится ребенку от разрыва с близким взрослым. Ребенок в законе, по сути, перемещаемая вещь, а органы опеки себя так часто и воспринимают — как регуляторов перемещения. По совершенно субъективным принципам.
Ситуация, когда ребенок оторван от родителя, не может с ним общаться, если родитель не наносил ему никакого серьезного вреда, не должна в принципе существовать. Взрослые обязаны решать вопросы между собой, не втягивая в них ребенка.
КОММЕНТАРИЙ АДВОКАТА МАРИНЫ КАЩЕНКО:
— По-женски ужасно жаль ребенка и маму, но проблема в том, что папа и мама маленького Родиона не хотят делить сына со вторым родителем. К сожалению, каждый из них скомпрометировал себя в этой истории экстремальностью решений. Отец забирал ребенка у мамы, но и она вывозила сына из страны с конкретной целью не допустить передачи мальчика отцу. Оба родителя не в состоянии договариваться, они утратили доверие друг к другу, поэтому мировое соглашение — не их путь. Поскольку родители имеют равные права, до определения порядка общения с ребенком мама Родиона имеет право хоть каждый день приезжать к сыну, но нет механизма заставить отца предоставить ребенка для общения.
В нашей стране во главе угла при разрешении подобного рода конфликтов ставятся не права и интересы родителей, а право ребенка на спокойное и благополучное детство. Перспектива этого дела — в судебном определении порядка общения с ребенком для родителя, проживающего отдельно. Тогда к исполнению решения суда можно будет подключить органы опеки и попечительства, а также Федеральную службу судебных приставов, которые могут применять меры принуждения. Если отец не предоставляет ребенка для общения матери или наоборот, как это чаще встречается, могут быть применены санкции, которые вступают в силу при неисполнении решения любого суда: штрафы, ограничения в правах и т.д.
Через 4 года Родиону исполнится 10 лет, и тогда судья спросит, с кем из родителей он предпочитает остаться. Но он выскажется в пользу мамы, если за это время его сознание не будет перевернуто отцом. Практика показывает, что когда у матерей хватает силы воли отпустить ситуацию, перейти в режим свободного общения, они в итоге оказываются в выигрыше.
Источник: Московский комсомолец