Уже год 38-летняя москвичка Ксения Калаберда борется за право жить со своими детьми. Когда она подала на развод, её муж, ведущий юрист в инвестиционной компании, забрал двух дочерей и сына, а от Ксении потребовал пройти экспертизу на вменяемость. С тех пор она видела своих детей всего несколько раз, самая долгая встреча длилась не больше полутора часов — и всегда под присмотром мужа или няни. Тем временем судебная экспертиза показала, что психическими заболеваниями женщина не страдает, у детей сохранилась с ней взаимосвязь. Согласно заключениям органов опеки, представленных в материалах дела, условия жизни Ксении подходят для того, чтобы она воспитывала их одна. Но при этом опека считает, что дети должны жить с папой. 10 июля суд решил оставить детей с отцом.

Ещё несколько лет назад Ксении завидовали все подруги: трое детей, богатый муж, три квартиры и полное отсутствие необходимости работать. Девушка познакомилась с будущим супругом, когда переехала в Москву из Могилёва и устроилась референтом-переводчиком в фирму, занимавшуюся оборудованием для метро. Пара поженилась в 2007 году, а после рождения старшей дочери в 2009 году Ксения ушла в декрет. Через три года она родила вторую дочь. Вскоре в семье появился третий ребёнок, мальчик, и Ксения уволилась с работы, чтобы заниматься детьми. Всего в декрете она провела десять лет.

Тем временем её муж перешёл в инвестиционную фирму на пост ведущего юриста. По словам Ксении, он «всё время говорил, мол, зачем тебе работать, у тебя же всё есть». Но постепенно её дом стал напоминать не полную чашу, а золотую клетку. Супруги всё чаще ссорились, но муж, как вспоминает Ксения, заявлял, что не даст ей развода, потому что «от таких, как он, не уходят».

В июле 2019 года Ксения подала иск на развод и определение места жительства детей. «Тогда же муж забрал детей к бабушке в Красноярск, а из квартиры, где мы все вместе жили, в моё отсутствие было вынесено всё: не только мебель, но и розетки, выключатели, смесители, унитаз, — вспоминает Ксения. — Он прекрасно понимал, что денег на аренду новой квартиры или ремонт в этой у меня на тот момент не было, я тогда только устроилась на работу. К тому же квартира была записана на мужа, так что даже после ремонта ситуация могла бы повториться. В итоге я полтора месяца жила в кризисном центре, пока не получилось снять своё жильё».

Ситуация осложнялась тем, что ещё в январе 2010 года супруги подписали брачный договор, по которому Ксении после развода достались бы 25% совместно нажитого имущества, включая три квартиры, причём в третью был вложен материнский капитал.

РЕДКИЕ ВСТРЕЧИ

Бракоразводный процесс начался в сентябре 2019 года, однако его пришлось приостановить, поскольку муж Ксении инициировал проведение судебной психолого-психологической экспертизы в Институте им. Сербского. «Он хотел меня выставить психически ненормальной недееспособной женщиной, которая не может заботиться о детях. Хотя я прошла обследование, не выявившее у меня никаких психических патологий и зависимостей», — считает Ксения.

Результаты экспертизы были готовы лишь в феврале 2020 года, возобновлённый бракоразводный процесс должен был начаться в конце марта, но судебные тяжбы вновь пришлось отложить — на сей раз из-за пандемии коронавирусной инфекции.

10 июля состоялось финальное заседание первой инстанции в Дорогомиловском районном суде.

Она высказала подозрение, что муж весь этот год настраивал детей против неё: «Старшей дочке десять лет, поэтому её дважды опрашивали на суде. На последнем она называла меня уже не «мама», а по имени или «эта тётя». Говорила совершенно заученными фразами — «Мама — это лишний человек. Вместе с её родословной», «Маме нужны только папины деньги, и больше ей ничего не надо» — ну какой ребёнок сам так скажет? Хорошо, мы готовы уважать её мнение, что она хочет остаться с папой. Но младших тогда можно было бы мне отдать, они бы часто виделись со старшей сестрой. Им всё-таки семь и пять лет, нельзя в таком возрасте разлучать их с матерью, если только она не наркоманка, не алкоголичка, не психически больная, а это явно не мой случай, нет особых специфических оснований для этого», — подчёркивает Ксения.

С момента, как муж забрал детей к себе, вспоминает Ксения, ей удалось увидеться с ними всего несколько раз (самая долгая встреча продлилась не больше полутора часов), причём всегда в присутствии супруга или няни. По телефону удавалось поговорить тоже нечасто и под пристальным контролем мужа, который постоянно при разговорах был рядом с детьми, добавляет женщина.

«Меня практически исключили из жизни дочерей и сына. Я даже не знаю, в какой садик теперь ходит мой младший ребёнок, не могу прийти к нему на утренник. Супруг не даёт мне детей ни на выходные, ни на каникулы. Никто из моих родственников также не может общаться с детьми», — негодует она.

«В ПОЛЬЗУ ТОГО, КТО БОГАЧЕ»

По мнению адвоката Ксении Романа Смирнова, судья могла принять решение, учитывая исключительно финансовый аспект дела. «Мы видим на чашах весов большие деньги со стороны отца и меньшие, но достаточные для жизни деньги со стороны матери. И в данном случае судья побеспокоилась за быт и обеспеченность детей, проигнорировав факт материнской любви и вообще важность контакта с мамой в определённом возрасте. Нельзя ставить финансовый интерес выше возможных психологических травм, которые наступят в результате такого отлучения», — пояснил он.

«Очень грустно от позиции опеки, которая говорит, что у отца лучше условия: и зарабатывает он больше, и квартира у него лучше, значит, он в большей степени способен обеспечить досуг, какие-то выездные мероприятия, образование детям, — говорит Александра Марова, эксперт ОНФ, директор центра «Защитники детства», представитель Ксении в суде. — Но кто мешает обеспечить то же самое, но при этом дети будут жить с мамой? Я не думаю, что мама будет препятствовать тому, чтобы дочка, например, занималась плаванием или фигурным катанием, как она хочет. Но почему-то именно материальная составляющая вдруг стала основанием для принятия решения в пользу того, кто богаче».

Марова добавила, что материалы дела не содержат ничего против Ксении: «Нет никаких процессуальных обоснований того, что мама, например, жестоко обращалась с детьми, хотя та сторона постоянно говорила о том, что она якобы избивала детей. Свидетели (заинтересованные лица) никогда не обращались в опеку с соответствующими заявлениями. Получается, что на их глазах с детьми непонятно как обращались, а вспомнили они об этом, когда начался судебный процесс. Понятно, что это бред».

Оксана Пушкина, заместитель председателя Комитета ГД по вопросам семьи, женщин и детей, пояснила, что «таких историй опасно много». «Женщина должна уметь рассчитывать на себя. Образование и профессия необходимы в наш век! Финансовая зависимость — один из факторов домашнего насилия и один из сильнейших якорей, которые заставляют женщину терпеть, бояться, молчать, ждать и надеяться на благосклонность агрессора», — отметила она.

История, которая произошла с Ксенией, по мнению Пушкиной, полна несправедливостей: «Но проигранная первая инстанция должна заставить её бороться дальше ещё сильнее и напористее. Впереди апелляция. Судебная практика показывает, что шансы у Ксении очень велики».

Сейчас дети уехали в Красноярск, родной город их отца. Ксения опасается, что с учётом оспаривания судебного решения (апелляцию её адвокат намерен подать на следующей неделе) их официально разведут лишь в ноябре. При этом судом было отказано в определении временного порядка общения детей с матерью до того, как судебное решение вступит в законную силу. Таким образом, Ксения сможет на законных основаниях обеспечить общение с детьми только лишь в следующем году, считает её адвокат.

Муж Ксении не ответил на просьбу RT о комментарии.

RT будет следить за развитием ситуации.